Кажан.

[pjatacpok]

Давненько сие было, но не важно. Знавал я одного кажана. Наверняка каждый из Вас хоть одного такового встречал.
Копна чёрных волос расчёсанных кое — как. Смуглый, что цыганёнок. В рубахе на пять размеров больше, заправленной кое как в шорты с одной лямкой поперёк и огромной пуговицей ниже пупа, надобности в которой тоже небыло. Шорты из неопределённого цвета дерюги были ему ниже колен, при этом натянуты были выше пупа и спадали сами, без помощи рук, стоило лишь скинуть лямку с плеча. Босые ноги в цыпках — картинка. Хотя всё вышеперечисленное не имело особого значения кроме колорита. Главным его достоянием были огромные карие глаза. В них было всё, какая то не детская грусть, пытливость, любопытство, хитрость, озорство и пока ещё детская доверчивость с непосредственностью. В них отражалось всё, небо с блаками и голубая вода в которой соответственно отражалось тоже небо с облаками и ослепительное солнце. Всё лето он рпроводил у бабки с дедом и из всех развлечений была лишь рыбалка. Наверняка все патцаны его возраста ещё игали в песочницах, елозя там игрушечными машинками, он же считал, что это перерос. Хотя по правде говоря, кажан лукавил, он не мог сие перерости, у него просто небыло игрушек. Дед Пров, молчаливый седой до белизны, будто его голову и бороду отбеливали перекисью, был главным гидом кажана в огромный и неизведанный мир. Тощий как скелет покрытый кожей, вечно что то стругающий, то новые грабли из дерева, то ложки, то древко топора, а то и санки без единого гвоздя. Иногда бортничал на заднем дворе, а иногда косы правил. И пусть он этим занимался казалось спокрйно и неспешно, получалось всё ладно да как то быстро.
Вот к нему то и были адресованы все вопросы кажана. Что за трава, какое это растение, как называется этот жук, слизняк, кузнечик, гусеница, стрекоза? Пров всё долго и обстоятельно обьяснял кажану, а тот соответственно впитывал как губка, т.к. не задавал вопросы лишь бы их задавать.
Под горой у хутора было озерко. Не большое такое, но по детским меркам и не маленькое. Торфяная гнилуха — ламбочка, с почти чёрной водой. Рыбы там водилось множество, но больше всего было линя и золотого карася. Линь ловился исправно, почти как нерестовая плотвица или курмильки на речке переплюйке, а вот карася добыть было сложно, уж больно он был матёр и хитёр. Больше залезал в бучи, да и то если туда какого хлеба засунешь для привады. Удилка у кажана была ладная. Тонкий ореховый прут мета в три. Дядьки его вырезали, ошкурили от коры и высушили между гвоздей на стене пуни в тенёчке. Всавляя изогнутые участки в межгвоздевые пространства так, что пруток сох и становился более ровным одновременно.
Леска Гермина, что привёз дядька Мишка из ГДР, золотой крючек оттуда же, поплавок из пробки, да грузило из картечи. Поводков тогда на селе не применяли, не знали о них, да и надобности небыло.рыба и так исправно клевала. Кажан очень гордился своей снастью. Вот только всё это перечисленное добро было у кажана в единственном экземпляре. По этому при мёртвых зацепах за черенки листьев кубышек, или коряжники в омутах переплюйки, мальцу приходилось лезть в воду при любой погоде.

[Maksud]

Суровое начало.
Вадим, у меня аж прям с самого утра слёзы навернулись.
)

[pjatacpok]

В руечушке, как тому и положенно быть, водилась раки и почти вся рыба. От уклеек и ершей с ельцами, до щук с ментузами. Последних кажан ловил руквми под камнями, что не мог сдвинуть. Тут главное было отыскать все норы и отрезать пути к отступлению рябенького. Ну а у другой рукой умудрится надев носок на ладонь, ухватить скользкую и изворотливую рыбу, вытащить через нору и кинуть в торбу. Дядьки то ходили с коробами, такими корзинами плетёнными из лозы, на лямках, кои они нрсили за спиной, как рюкзаки. Мальцу эти хранилища используемые под всё, очень нравились. Он в них видел некий признак взрослости и мужественности, как собственно и в кирзовых сапогах. Раз идёщь с коробом, значит на дОбычу подался, разве не это есть главное мужское предназначение — добывать. Сапоги же, говорили о том, что ты работаешь и опять же во благо семьи, зарабатывая оплату своим трудом. Время тогда было такое, так нас и детей наших воспитывали.
В округе было прото великое множество озёр. В большинсве своём огромных, но кажану были милей маленькие трфяные ламбочки, милиоративные канавы и разные прУдки, подчас частные. Небыло для него рыбы краше чем карась. Эти солнышки и луны с плавничками будоражили его душу длинными зимними вечерами.

[pjatacpok]

Маленьких ментузов кажан брал простой алюминиевой вилкой. Хороших вилок, тех, что из металла, бабка Паланья ему не дозволяла брать. Она суровая у него была.
Ходил себе по речушке не снимая шорт и акуратно переворачивал бульники, что поддавались его силище. Запрокинет и ждёт когда муть течением унесёт. Ежели место под камнем занято рыбой, то рябенький стоит на месте, щурясь от дневного света. Тут его вилкой и надобно ткнуть, да ко дну прижать. Дальше ему место в торбе, где ж ещё то?
За переплюйкой была деревенька Кальнишки, дворов в 7 — 8 не более. На границе деревеньки, прям при подъёме к ней на холм, был пруд в тени больших вётл и кустов сирени. Туда то в брод переплюйки, по дорожному меляку и бегал малец. Пара первых домов смотрела окнами на пруд. Там, в этой прохладной тишине, нарушаемой лишь лаем хуторских собак и устраивался кажан, среди осоки и аира. Всё всегда было ещё в крупной холодной росе. На осоке и аире сидели синие стрекозы с мокрыми крыльями и ждали тепла. Прибегал он рано, только заря занималась. И это не от того, что не спалось, а из — за бабки. Та казалось и не ложилась вовсе. Нужно было тихонечко спустится с сеновала проскочив хуторской полисадник, схватить удочку с торбой из кутов смороды и тякать через пасеку в рожь или пшеницу за дорожкой пыльником.
Прудка была глинистой и плотно затянутой ряской, но одно оконце в ней всётаки было. Правда не часто эта дырка между нашим миром и подводным, находилась в доступном для ужения месте. Беда была в том, что малец не знал, частная это территория иль нет. А раз так, то лучше ловить и не высовыватся. Консервная банка с червями и кусок ржаного хлеба, что пекла бабка, вот и весь скарб. Хлеб как для еды, так и для ловли, вода, да мальцу было всё равно откуда пить. Когда окошка небыло, приходилось мальцу его создавать самому, при помощи палки или удочки.
Что серебряные, что золотые караси клевали исправно, весело приподнимая поплавок и бросаясь с наживкой на утёк от сородичей. Вот только размер их был с ладошку кажана. Попадались иногда гр. по 200 — 300, но это было не часто. Этих малец подолгу разглядывал не отрывая глаз. Они ему казались просто монстрами. Рыбу он отпускал. Бабка отказывалась её готовить. Говорила мол тиной воняют. Другое дело ментузы, коих он ловил, если можно так сказать, на обратном пути. За этих бабка даже хвалила, но лишь после того как отругает кажана и даст розг.

[Leo72]

В память о безвременно ушедшем от нас уважаемом Человеке…..

[Leo72]

Если вы думаете, что у меня много ошибок при написании некоторых слов или вообще слова исковерканы, то вы глубоко заблуждаетесь! Именно таким языком общались тогда в деревне. Русский, литовский, белорусский и польский языки, там на Литовской границе переплетались самым удивительным и причудливым образом. Ведь даже хутор назывался «Пабержи», ну или»пАбержи», дабы правильно стояло ударение, а это уже литовский сленг и означает «берёзки» ну или что то с ними связанное, может «березняк»? Аисты — батьяны, но никак не аисты и т. д..

Я не к тому, что сравниваю себя с кемто. Я к тому, что мой читатель смотрит через отверстие во льду. Или на водную гладь. А таковых мало. Поэтому сие всё только развлекаловка…

Продолжение повествования Вадима про Димку-кажана……
Завтра с самого утра Димка обещал меня сводить на Рукштало. Он ещё что то рассказывал про красоту и прелесть этого озера. Как много там ррыыыббббы………
Утром ещё в темноте, Димка меня тихонечко растолкал. С вечера он прихватил половинку чернышки кирпичика для завтрака и обеда возможно, остальное от природы. Просочившись мимо бабкиного дома и забрав из малинника вечером припрятанную банку с червями и удочки мы бегом брызнули в пшеничное поле. Пшеничным полем мимо дома Андриевского, через ляды, через речку Смелинку, через кручи и дальше через поля километра три. И вот оно, озеро Димкиной мечты! Одна часть озера, та с которой мы пришли, была поросшая красивым сосновым бором на горке, с противоположной стороны проходил большак, всё остальное пространство занимали холмы и поля. Озеро оказалось тоже карстовой воронкой круглой формы, но раза в два больше нашего озера, опаясанной мощной стеной тростника. На противоположных берегах друг напротив друга стояли два хутора. Один со стороны дороги — большака, другой в сосновом бору. Тот что в бору назывался «Рукштало», отсюда и название озера. Возле каждого хутора было по кладке, но не они интересовали Димку. Была у этого озера тайна. За большаком находилось огромное литовское озеро Кумпинишкис. Оно имело изрезанную форму береговой линии и острова. Берега тоже соответственно были разными. Были и песчаные места и заболоченные. Так вот из этого большого озера вытекал ручеёк и втекал в Рукштало а из Рукштало соответственно вытекала речушка и впадала в Смелинку. И тёк себе этот ручеёк из покон веков, а ведь его и перепрыгнуть можно было. И нанёс он песка в заиленноё озеро Рукштало, и появился у озера пляжик. И стала приходить из глубин озера на этот пляжик кормиться рыба всякая и в большенстве крупная. Так было тогда, но я думаю, что и сейчас ничто не изменилось. Вот это и был секрет озера и Димки.

Солнце ещё не встало и мы мокрые от росы по самые уши подкрались к Димкиному ручейку. Он жестами дал мне сигнал остановиться и сесть. Сам в свою очередь прокрался на корточках дальше и замер. То что в переди у Димки ручей, я бы ни за что не догадался. Пойменная высокая трава и всё. Ну разве что прореха в тростнике, но и она без знания секрета тоже не давала повода для предположений. Димка размотал удочку и наживив извивающегося червя просто опустил снасть чуть в переди себя за травой. Глядя на это со стороны могло показаться, что он дурачиться и опускает поплавок на лугу. Леска с насадкой за травой. Димка не высовываеться а просто сидит на корточках и выжидает. С леской тоже ничего не происходит. Движения нет, но Димка после какого то одному ему известного времени делает мягкую подсечку и удочка сгибаеться в дугу. Пространство заполняеться шлепками крупной рыбы и брызгами летящими выше травы. У Димки на лице столько эмоций, что и не передать. Он просто сгусток энергии и комок нервов. Так и не приподняв голову над травой и находясь в очень неудобной позе, он волоком сквозь траву протащил огромного бронзового леща. Огромные и почему то всегда грусные чернющие как угли глаза Димки просто светились. Смуглое лицо расплылось в огромной улыбке. Лещь же в свою очередь вертел глазами и хватал воздух смешно вытягивая в перёд рот — хобот. Конечно в этот момент Димка для меня был лучшим на всём белом свете рыбаком! Да что там лучшим, самым главным, нет, опять не так, главнейшим из всех главнейших!!! Что тогда раздирало его душу, можно только догадываться! Поболтав шопотом какое то время ещё много раз жестикулируя пережив это великое приключение, Димка вновь забросил, если можно так сказать, свою удочку. Вновь время потянулось, да какое там потянулось, оно остановилось. Я смотрел на Димкону спину, он куда то в никуда. Подсечка, дуга, плеск, брызги! У Димкиных ног лежит красивейая рыба краснопёрка. Она огромна, нет я не ошибся, огромна. До того момента я конечно и предположить не мог, что краснопёрка может быть такой большой, опыта небыло. Но и по сей день я не видел краснопёрки таких размеров. Это факт! Вновь разглядывание рыбы, обсуждение, искрящиеся угольки глаз, улыбка во всю физиономию и пауза для отдыха напуганной рыбы.

Тем же способом Димка извлёк из ручья ещё пару солидных рыб. Подъязка, хотя тогда он мне казался большим язём, да и рыбы такой я ещё не знал и видел впервые а потом леща немного поменье первого. На этом клёв прекратился. Рыба напуганная шумом и плеском скатилась на глубину. Солнце уже встало над кустами ивняка и лозняка окаймлявшими Рукштало на границе поля и пойменной пожни. Всё взорвалось буйством красок. Это когда солнечные лучи пробивают ещё не осевший утренний туман, когда каждая росинка горит как чистейший брилиант и в каждой отражаеться лучик сонца, травинка и цветок. На пригорках, где уже солце всё высуило и изрядно прогрело застрекотали на разные лады — кузнечики. А у озера в низине всё ещё только просыпаеться. Синие и коричневые стрикозы сидат с намокими от росы крылышками и запросто дают себя взять в руки. Насекомые уже вроде и бегают, но пока изрядно заторможены. Только птицы активны. Густой утренний воздух буквально наполнен до краёв трелями, криками и щебетаньем пернатых. Соловей ещё не закончил свои ночные рулады. Мухоловки вовсю снуют в стене тростника совершенно нас не опасаясь. А может не обращая на нас внимания. А возможно попросту не замечая нашего присутствия. Как всётаки здорово всё это!

Димка разрешает мне впервые взглянуть на ручеёк. Раздвинув акуратно осоку моему взору предстало нечто, что меня попросту разочаровало. Очень мелкое подобие микроречки с глубиной гусю по колено и слабым течением. Прочитав в моих глазах разочарование и вопрос одновременно, а может заранее зная о моём будующем недоумении от увиденного, Димка сразу начал обьяснять все тонкости и причины поимки столь крупной рыбы при почти полном отсутствии глубины. Конечно это были не его наблюдения и разсуждения, но прозвучало всё из его уст а следовательно мысли были как бы его. Он обьяснил, что крупная рыба заходит в ручей на кормёжку, но рыбы в озере много а ручей маленький и мелкий. Вот и приходиться рыбе ложиться плашмя как камбале и пытаться заплыть как можно ближе к устью чтобы быть первой у корма сносимого течением. В устье ещё плавали плотвички, краснопёрочки, густёрки и окуньки, но крупной рыбы видно небыло. Хотя для меня отдельныё плотвички, те что были покрупней, очень даже представляли собой желаемый трофей.

Встав и зайдя в ручей, Димка указал пальцем на то колличество рыбы, что приходила на кормёжку. На песчаном свале, довольно резко уходившем в тёмную глубь озера была отчотливо видна стая крупной рыбы. Тёмные спины и иногда поблескивающие бока потревоженной крупной рыбы сновали туда сюда. Они были недалеко но уже на приличной глубине и нашими коротенькими удилками их было не достать. Насадив пойманую рыбу на кукан из ивого прута и спрятав его в кустах ручья, Димка позвал меня ловить кузнечиков. Кузнечикам отрывали лапки и раздавливали головки перед складыванием в спичечный коробок оказавшийся в Димкеном кармане. Вообще в его карманах было всё. И пара поплавков, и моточек лески, и дробинки, и даже один запасной крючок. Наловив кузнечиков, мы ещё немного поудили краснопёрок между кувшинок на урезе стенки тростнника. Стайки легко можно было обнаружить концентрируя внимание на придонной траве. И когда на зелёном подводном фоне начиналось снование золотых рыбёшек с ярко красными плавниками, оставалось только правильно и точно подбросить кузнечика. Но так как солнце припекало всё сильней нам это быстро наскучило и побросав удилки в траву и раздевшись, принялись купаться и беситься. Потом долго валялись на прибрежной траве и смотрели на бездонное голубое небо с редкими облаками, пытаясь отыскать в них сходство то с людьми, то с животными. Когда кто то такое сходство находил, то часто подолгу обьяснял как и куда смотреть что бы получился желаемый эфект.

Димка слыл хитрецом и всё делал таким образом, чтобы не просто убивать время, а проводить его с максимальной пользой. У него был припасён ещё один сюрприз о котором он даже не обмолвился. В какойто момент он решительно поднялся и сказал что нам пора. Быстро одевшись и на ходу жуя хлеб мы отправились, но не в сторону дома, а через большак к озеру Кумпинешскис. Полезли под оградой загона из колючей проволоки и оказались посреди бредущего колхозного стада коров. Димка хитро прищурился, мол сейчас начнёться и стал ловить на медленно бредущих животных — слепней. Слепней было много и я раздавливая головы складывал их в банку с червями.

Пастух «гнал» стадо на водопой. Правильней будет сказать брёл вместе с коровами а они шли к озеру. Водопоем оказался широкий проход в колючке с выходом на озёрное мелководье. Вся площадь вокруг была изрыта глубокими коровьими рытвинами от копыт и усеяна минами из коровьих лепёшек. Вальируя между этими минами мы зашли вместе со стадом по колено в воду. Коровы всё прибывали. Одни останавливались прямо у берега и начинали пить, другие заходили по вымя и даже брюхо. Вновь прибывающие напирали на тех, кто занялся питьём прямо у берега. Короче началась коровья возня и вакханалья с шумом и плюханьем. Вдобавок к этой возне, все коровы попеременно надрывно мычали. Горячий воздух со свистом как от кнута разрезали коровьи хвосты, нещадно бичующие себя по бокам в попытке защиты от кровососущих мух и слепней. Вода моментально стала грязной и мутной т.к. дно было помесью песко и грязевой жижи и слегка продавливалось под ступнями. Димка весь светился как солныко. Он размотал удочку, убрал грузило к поплавку и насадив огромного «конского» слепня на крючок, сделал заброс прямо между коров. Я смотрел на это широко открыв рот. Слепень поболтался на мелкой воле создаваемой коровьим стадом и исчез. Димка подсёк и после непродолжительной но упорной борьбы извлёк приличного подъязка. С меня мгновенно спало оцепенение и я последовал его примеру. Стадо пило а мы в бешенном темпе ловили подъязков бросая улов на берег. Не всегда удавалось добросить, но мы не сильно этому растраивались, ведь рыбы было огромное колличество. Трудно сказать как долго это продолжалось, может пятнадцать минут, а может пол часа, но пока коровы были в воде рыба клевала как бешенная. Потом пастуху это всё надоело и он стал выгонять коров на берег. Рыба пропала моментально. Мне даже показалось, что она слушала и ориентировалась из за полной непрозрачности воды исключительно на коровье мычание. Мычат в воде, много корма из збитых слепней, ушли с водопоя и мычат на берегу, корм ушол.

Рыбу собрали на ивовые куканы. Димка их делал буквально профессионально. Забрали спрятанный улов из ручья и попылили босиком до хутора. Всю обратную дорогу обсуждали приключение и вновь сопереживали все яркие события при выпавшие нам в это утро. Трепались без умолка, а в голове у каждого жил и сверлил свою дырочку червячок, как же нам попадет от бабки Нади когда мы вернёмся. Ведь мы никому не сказали что уйдём на рыбалку. Этой темы мы не касались, но она в нас сидела. И чем ближе мы подходили к хутору, тем странее становились наши опасения.
Бабка нас заметила уже на границе пшеничного поля. Воздух потряс её зычный всеподавляющий голос не терпящи никаких возражений. В руке у неё виднелся прут из метлы, попросту розга. В виду своей грузности догнать нас она конечно не могла, но ведь уйдтито некуда. Тут уже и я примкнук к фулюганам. Ох и отходила тогда она нас. Даже через штаны задница покрылась длинными красными гузами. Не спас даже весомый улов который мы гордо несли перед собой, ну или по правде говоря, прятались за ним. День закончили в уже становившихся привычными деревенских заботах. Хлев, скотина, собрать, принесть, накормить, прополоть…

Дак пролетело два дная моего пребывания у Димки в деревне. Именно это я прочитал на пожелтевшем от времени клочке бумажки, случайно попавшимся мне на чердачке.
А теперь всё! Всем спасибо и до свидания! Это мой чердачок! Ведь у вас есть свои…..

[Leo72]

из рассказов Вадима….:

Дед Пров, молчаливый седой до белизны, будто его голову и бороду отбеливали перекисью, был главным гидом кажана в огромный и неизведанный мир. Вот к нему то и были адресованы все вопросы кажана. Что за трава, какое это растение, как называется этот жук, слизняк, кузнечик, гусеница, стрекоза? Пров всё долго и обстоятельно обьяснял кажану, а тот соответственно впитывал как губка, т.к. не задавал вопросы лишь бы их задавать.

из общения с ним…:

Я мальчиком рос крайне любознательным и просто доставал сваво деда – краеведа, каковым он конечно же не являлся, вопросами. Меня интересовало всё и от этого вопросов было столько же. И да, вопросы были не как у детей, ради вопросов. Что это за лист и от какого дерева, трава, жук, шмель, глина, рыба, лягушка ящерица или змея? Человек он был не многословный, но внуку, т.е. мне, всё объяснял очень правильно и доходчиво.

[vrungel]

Leo72! Огромное спасибо за публикацию. Прочитал на одном дыхании.

[Leo72]

Немножко из игр завалявшихся на чердачке. В.Соколов-Карий.

(Авторская орфография частично отредактирована)

Игры как таковые в деревне не приветствовались. Точнее сказать «настольные» игры. Карты например, я про контурные не знаю, не было их тогда на хуторе, да и сейчас наверное не сыграл бы, ибо не умею. Конечно речь идёт про игральные карты. Бабка Надя была очень верующим человеком, а по Староверским канонам даже радио было от лукавого а в картах просто беси сидели. И даже ногами под столом болтать было запрещено, на них беси катались. И есть пищу одновременно читая или разглядывая картинки было запрещено. Бабка давала подзатыльник и утверждала, что ты съедаешь свой мозг! Но в её копилке перлов были и хорошие штучки: «Кушайте внучики творох, он для мозгу полезный!». Если нам не удавалось утром сбежать на рыбалку, то бабка ставила Димку на колени в красный угол напротив огромного иконостаса и сунув в руку чётки из бархата заставляла делать сто поклонов с крещением и молитвой при каждом поклоне. Загнул на чётках сто петелек, отбил поклоны, прошептал молитвы, перекрестился сто раз, все свободен, ну в смысле иди работай….
Иногда среди дня удавалось спрятаться где нибудь, допустим в пуне или в бане, ну или в саду под ранетками, достать колоду и разделив карты поровну играть в «Пьяницу». Карта на карту, спор, двойной спор при совпадении, накал страстей и чьё то ликование от победы часа через два. Очень заводная была для нас тогда эта игра.
Всё изменилось, когда Димкина тётя привезла из Даугавпился, а по деревенски, из городу, настольную детскую игру в картонной коробке.
В коробке лежала игра для детей дошкольного и младшего школьного возраста под названием… А вот под каким названием было то детище от кутюр, производства какой то картонажной фабрики, я к сожалению запамятовал. Очень подозреваю, что она так и называлась — «Рыбалка», но полной уверенности в этом у меня нет, да собственно это и не важно сейчас. (Порылся в нете, но тоже не нашел!). Это была прямоугольная картонка с нарисованными на ней, неизвестным теперь уже художником, водорослями и всевозможными видами рыб обитающих в пресной воде. Там не было диковинных видов рыб о которых я узнал в последствии из какой-то умной книжки типа «Мой любознательный вундеркинд», как то — верхогляд, желтощёк, маринка, змееголов, лопатонос и т. д.. Там были самые заурядные обитатели водоёмов средней полосы России. Сом, плотва, жерех, оба вида карася, сазан, налим, щука, голавль, плотва, краснопёрка и т.д. Все эти виды рыб были довольно прилично нарисованы и вырезаны по контуру рисунка из плотного картона. На носу каждой рыбо-картонки имелась металлическая скрепка. Вместо удочки была короткая палочка со шнурком и магнитиком вместо крючка на конце. По условиям игры, нужно было изучить и запомнить для начала вес каждого вида рыбы. Допустим я точно помню, что сом весил 32 кг., а голавль 5 кг. Затем весь будущий улов засыпался в картонку и кто то начинал игру. Не заглядывая внутрь коробки, можно было три раза опустить и приподнять крючок-магнит и извлечь из коробки, если конечно повезёт, рыбу. Если тебе повезло и рыба примагнитилась, то после её изъятия из коробки нужно было чётко и внятно назвать вид пойманной рыбы и точный её вес. В противном случае, или в случае ошибки с видом, либо весом, улов тут же возвращался в водоём, ой простите, в коробку!
Это была БОМБА!!!!! Это было ТАКОЕ, что мы до самой поздней ночи, пока уже просто не слипались глаза, бились в этот рыболовный СИМУЛЯТОР!!!! Виды и вес рыбы уже на второй день знали лучше чем молитвы. А на третий день, могли определить вид рыбо-картонки с закрытыми глазами на ощупь.
Любая игра, даже самая, самая интересная надоедает. Вот и картонная рыбалка надоела, ведь это не настоящая рыбалка. Начинается поиск чего то нового. Дети не могут без игр. За бабкиным хутором в тёмной части палисадника росла Недотрога Бальзаминовая. Довольно крупное растение с розово белыми цветами в виде Садовых Собачек. Вокруг этого растения постоянно кружило много пчёл и шмелей. Они залезали глубоко в цветы и собирали нектар. Смысл игры заключался в следующем: «Нужно быстро сжать пальцами лепестки цветка и продержать там попавшее в ловушку насекомое не менее 5 секунд. Короче кто дольше продержит при опасности, что тебя могут ужалить.». Или есть опадыши медовой груши не заглядывая в трещины. Эти плоды груши лопались ещё на дереве и их нещадно поедали осы. Как в первом, так и во втором случае оба получали укусы. И если в первом случае только разбухал палец а затем сильно чесался и саднил, то во втором случае разбухал язык и говорить было трудно, больно но смешно. Это был некий детский бахвальный кич псевдохрабрости друг перед дружкой!
У меня всегда была мечта поймать щуку. Однажды мне даже удалось изловить микро щучку соблазнившуюся червём. Но мне хотелось поймать щуку целенаправленно, охотясь именно на неё. Димка быстро, как знающий всё и вся заправский рыбак, вызвался утолить мой рыболовный голод. Проковырявшись некое время в клети с ножницами по металлу зажатыми в тиски, он вырезал из пары консервных банок три подобия рыбки, проделал в них гвоздём по две дырки и на свет родилось некое подобие блёсен. Привязав эти подобия к отрезкам капроновых шнуров для вязки сетей а к другому концу продев по большому двойнику снятому с зимних дядюшкиных жерлиц, он хитро мне подмигнув намекнул, что вечером пойдём ловить щук. Я конечно слабо верил в успех поимки щуки как таковой вообще, хотя и чувствовал Димкину уверенность. Сейчас мне конечно смешно вспоминать эти корявые железяки, но тогда я восхищался его изделиями. Ведь не из пластилина же он их слепил.
Вечером Димка прихватив с собой нож и меня конечно до кучи, попылил мимо хутора Андриевского. Ещё не доходя хутора нарисовалась вечная преграда. У Андриевского возле дороги на краю огорода была пасека и пчелиная дорога пролегала прямо над местом нашего маршрута. Огромные тёмные фасолины в свете клонившегося к горизонту солнца летели туда и обратно, строго по одной плотной полосе прямо поперёк нашего пути. Пчёлы у Андриевского были злые. Бабка говорила будто литовские. Многим хуторянам проходящим по этой дороге доставалось от них. Укусов мы не боялись. Ну цапнула и Бог с ней. Часто даже с жалом не заморачивались. Место укуса опухнет, тогда и самому выдавить можно. Но эти пчёлы нападали толпой. Стоило одной запутаться в волосах, как она начинала по особенному жужжать и ещё не успев тебя укусить, видимо этим призывным жужжанием привлекала целую орду сородичей. Те тоже путались в волосах и т.д.. А после укуса одной пчелы в воздухе чувствовался совершенно непередаваемый запах. И от этого всё становилось ещё страшнее. Пчёлы впадали в бешенство и им уже было всё равно куда тебя кусать.
Почти ползком пришлось преодолеть эту страшную преграду и приободрённые удачным стечением обстоятельств мы побежали дальше в сторону речки Смелинки.
По дороге Димка срезал три крепких и гибкие орешины. Две отдал нести мне а одну начал очищать от веток не останавливая движения. До Смелинки было около километра хода по дорожке и он все три успел очистить без проблем. Подойдя к деревянному мостку и мелководному броду рядом с мостком, Димка повернул не в сторону пожни Андриевского а в противоположную к деревеньке Малиновка с пятью тогда ещё живыми дворами. От мостка в низ по течению в сторону озера Смелина речушка была порожиста с небольшими, но довольно глубокими омутками на поворотах. Вверх же против течения, куда мы и двинулись, наоборот становилась узкой, глубокой, поросшей кубышками и заболоченной. Правда ещё до моего появления в деревне у Димки там делали мелиорацию. Кругом на отвалах вдоль выпрямленных речных берегов валялись дренажные трубки из красной глины. Пройдя ещё с метров триста по отвалам из сухого торфа поросшего лопухами Мать и мачехи, Димка остановился и привязав довольно короткий кусок шнура к лещине опустил свою конструкцию в воду, а орешину глубоко воткнул в беговой торф. Лёгкая блесна, которую собственно только более тяжелый двойник на конце топил, начала медленно колебаться на слабом течении. Этим же способом он забросил ещё две блесны через одному ему известные расстояния, а может в особо уловистых местах. Отряхнув руки одна о другую ладошку и с видом, что дело сделано, мы отправились в обратный путь. Я не стал выяснять откуда родилась в его голове такая идея а решил дождаться утра. Ведь именно утром возможно станет понятно, ловит эта хитрая штука щук или нет.
На обратном пути мы уже не опасались пчёл. Всё, их время прошло, баиньки пошли. Перекусив и наслушавшись наставлений и поучений бабки, отправились мыть ноги и ложиться спать на сеновале. Поболтав о том о сём и наглядевшись на звёздное небо, Димка уснул а я ещё долго ворочался и думал о гиганских щуках загибающих лещины.
Проснулись до петухов и скатившись кубарем до лестницы под крышей с сеновала мы тихонечко спустились и прошмыгнули мимо хутора. Бежали сквозь лёгкий липкий и влажный туман стоявший в низине дома Андриевского. Затем до самой Смелинки то влетали то выскакивали из него снова и снова поёживаясь от прохлады. И уже возле самой речки нырнули в туман окончательно, как в ванну с молоком. Первая донка или, даже не знаю как её назвать, поставушка возможно, оказалась нетронутой. Вторая тоже. А вот на третьей шнур был слегка натянут и уходил в кубышки и траву под нашим берегом. Димка победоносно улыбаясь великодушно предложил мне вытащить из берега прут и проверить улов. У меня пробегали вчерашние мысли об огромных щуках, фактически каннибалах которые запросто могли сдёрнуть меня с торфяного берегового отвала в реку и там в отместку сожрать. Дрожащими руками я аккуратно вытащил из мягкого торфа ореховый прут и полностью полагаясь на Димкину помощь в экстренной ситуации, аккуратно потянул шнур на себя. Про лещине пробежала лёгкая дрожь а у меня засосало под ложечкой и язык присох к нёбу. Я только вытаращил глаза и мотал головой, всем своим видом показывая другу, что рыба есть, но при этом не мог проронить ни слова. Если совсем честно, то от страха я даже пошевелиться боялся что бы не тревожить монстра на том конце верёвки. Димкиному терпению пришел конец и он рявкнул на всю округу: «Тяни!»! И я перепугавшись ещё больше весь затрясся и потянул, но не в верх а прочь от этой страшной речки, этого ужасного берега и этого жуткого места. Я побежал с прутом в поле а сзади за мной прыгала небольшая щучка травянка.
Щучка оказалась совсем небольшой с ещё по детски непропорционально большими глазами. Она валялась на земле вся облепленная прилипшим торфом и прибитая пылью. Сорвав большой лист Мать и мачехи я обтёр щурёнка от налипшей грязи, снял с блесны и стал разглядывать. Щук конечно мне уже довелось повидать и довольно крупных, но это была первая в моей жизни пойманная сознательно, хоть и не на мою снасть. Длинное, брусковое и упругое тело, огромная зубастая пасть и очень красивая раскраска под водную растительность с солнечными зайчиками. Решив, что размер не главное а главное это улов, мы, спрятав поставушки в зарослях прибрежного ивняка и прихватив щурёнка засеменили к бабкиному хутору. Впереди была утренняя молитва а затем длинный и напряженный день с кучей обязанностей.
Возвращались сделав большой круг по границе речных зарослей и не кошенной ещё пожни Андриевского. Забежали слегка отклонившись от маршрута на березняковый пупок поесть земляники и потом по пшеничному полю вернулись домой. Таким образом мы хоть и дали кругаля, но наевшись земляники обошли опасную пчелиную дорожку.
После обеда приехала из города тётя Вера, сестра Димкиной мамки, и у нас появилась возможность спихнуть на её худенькие плечи большую часть наших обязанностей. Появилось свободное время. Купаться на Бездонное мы и так по десять раз в день бегали. Рыбу ловить в жаркий полдень было глупо а новые луки делать мы собирались только вечером и Димка предложил сбегать на речку за налимами. Заодно можно материала для луков вырезать, и в лядах стрел из Каринки…
Перекусили и прихватив половинку мягкого кирпичика черняшки привезённого из сельпо тётей Верой мы побежали к речке. Ещё Димка взял с собой отличный нож, что делал дядька Колька, тёти Веры муж, работающий кузнецом, две вилки, торбу и два старых носка.
На сей раз прибежали на речку в район пожни дядьки Сафрона, это на пол километра ниже Андриевского. В этом месте речка изобиловала мелководными перекатиками и неглубокими ямками с коряжником и камнями. Способ ловли ментузов был предельно прост. Нужно надеть на левую руку носок и зайдя в воду выбрать подходящего размера бульник. Камень должен быть такого размера, что бы его можно было перевернуть. Затем бульник обследовался по кругу в районе дна на предмет наличия ментузиной норы под него и если таковая имелась, то камень аккуратно и медленно переворачивался. Ментуз, рыба холодолюбивая и ночная. Днём, да ещё и в довольно тёплой воде он пассивно спит в самой глубине омуткового коряжника или под камнями. Когда муть поднятая со дна после переворачивания камня уносилась течением, то ментуз, если он там сидел, редко уплывал сразу а какое то время ещё очухивался. Вот тут то и нужно было быстро и точно проткнуть его обыкновенной столовой вилкой прижав ко дну. А затем взяв рукой в импровизированной перчатке из носка, выбросить на берег. Без носка просто не удержишь, уж больно он скользок и изворотлив. И с вилки сползёт, и из рук выскользнет. Уловов больших на Смелинке конечно не было, как собственно и больших ментузов, но те, коих нам удавалось изловить, казались вполне приличными лягухами. Часто попадались бульники с одной и даже парой нор, но ментузов под ними почему-то не оказывалось. Напурзавшись до посинения и изловив около десятка рыбёшек, решили заняться поиском подходящего материала для луков. Дед Платон, а он то знал в этом деле толк, сказал, что лучшим деревом для наших фулюганских забав будет черёмуха. Довольно долго пришлось ползать по лядам в поисках, нет, не дерева, черёмухи было в избытке, а в поиске прямых веток соразмерно нашему росту. То корявые, то слишком толстые и т.д.. Наконец исходный материал был найден, но срезать его оказалось ещё той задачей. Вот уж поистине крепчайшее дерево, а какой у него на срезе запах, ммм, это что то! Со стрелами всё было проще. Каринка отличается удивительно прямыми побегами, а после обжига ещё и вполне прочным. Нарезали по десятку каждому, теперь можно и домой…

[Leo72]

Суета и откуда ей взяться казалось бы в выходной то день а вот поди ж ты, берётся….

Вновь обострение осенне — зимней эпидерсии. Вновь межсезонье. Опять накаляются страсти и народ с расшатанной нервной системой пытается вывести из состояния стабильности остальных путём троллинга, склок и разборок. Многие на это ведутся и на форумах царит раздражительность. Вот и мой мозг подвержен всякой ереси. А тут ещё это хроническое отсутствие солнца. Эта покрытая вековой пылью серость. Утро, день и вечер, собственно ничем не различаются. Живёшь как в яранге, всю дорогу при лучине…. И только на чердачке абсолютная и всепоглощающая тишина. Тут кроме меня никого нет и быть просто не может. Только бумажки, записки, счета какие то, мусор и наверное хлам.
На улице тем временем выпал снег и всё слегка посветлело даже без солнечного света. За окном в яблоневом саду при тусклом свете висит целая галактика не опавших потухших и остывших жёлтых звёзд — яблок. Каждая звезда имеет по одной а то и по паре собственных чёрных дыр. Прям как в космосе, ей Богу. Дыры правда в отличии от звёзд хоть и медленно, но двигаются — это чёрные дрозды. И как положено природой антивещества, эти дыры поглощают звёзды! Медленно правда, но постоянно.
Вот и мне, глядя на эту умиротворённость вдруг вспомнилась давняя рыбалка, которую условно можно сравнить с ловлей в молоке.

В.Соколов-Карий. (Авторская орфография частично редактирована)

Всё в деревне шло своим чередом. Димка получал с вечера от бабки Нади за ужином наставления на следующий день, ну а я, вроде бы как находясь в гостях мог это пропускать мимо ушей, но ведь даже ребёнку понятно, что это не так. А работы было навалом. Коров напоить и перевязать, ягоды в палисаднике и в огороде сыплются, овечек всю дорогу пасти и следить дабы не убёгли, свиньям хряпы принесть да порубив — подать, курям зерна насыпать и смотреть в оба что б в дом не лезли и ягоды не пороли, сено в прокосах поворачить надобно, воды домой с креницы принесть, да и огород запущен, прополоть бы пора…..

Из всех радостей днём, было лишь раз пять пронестись с гиканьем под горку до чёрной баньки и потом не сбавляя скорость, мелко семеня на хаотично набросанных досках по болотистой тропинке добежать до озёрной кладки. Там подпрыгивая на горячих от солнца досках быстро стянуть с себя шорты и трусы представляющие единое целое с одной лямкой и огромной пуговицей непонятного предназначения а потом бомбочкой занырнуть в тёмную как крутой чай, прохладную воду Бездонного озера. Наплескавшись и наигравшись в пятнашки вылезти из воды и предварительно смочив горячие доски дабы не обжечься, развалившись на них, смотреть на бездонное голубое небо щурясь от солнца. Отмахиваясь от налетевших на мокрые тела слепней и оводов вдыхать запах аира, рогоза, кубышек, кувшинок и прелого торфа. Довольно быстро эту идиллию нарушал зычный голос бабки Нади долетавший от хутора и прекращающий блаженство. Приходилось вновь плестись в горку и продолжать заниматься делами. Вечерами мы хоть и не часто, но ходили на озеро за линями. Рыбы цвета льняного масла исправно поклёвывали, но это было как то слишком однообразно. Хотелось новизны и «дальних» странствий по близлежащим водоемам. Несколько раз возвращаясь из посёлка Миедуми куда нас бабка изредка гоняла в магаз, собирая грибы на выходе из медумского леса в низиной пожне мы видели несколько мелиоративных канав. Канавы были старыми, судя по высоте разросшихся вдоль них кустам. При ближайшем рассмотрении, возле одной канавы было местечко с примятой травой и старой ржавой консервной банкой на берегу явно из под червей. Да и само место было знаковым, т.к. вся канава заросла рдестом и лишь в этом месте средь зарослей и листьев этой травы было окошко. Есть вода — есть растения, есть растения — есть живность, есть живность — есть рыба которая этой живностью питается, так тогда не без оснований рассуждал Димка. А кто рыбу запускал? Да никто, самосадом, утки икру на лапах принесли и всё.

Прошло несколько дней после нашего решения во чтобы то ни стало посетить сию канавку на предмет рыбалки. И вот в один из дней, когда мы уже лежали на сеновале в клети и смотрели сквозь дыру в соломенной крыше на звёздное небо, Димка заговорщическим тоном полушепотом произнёс: «Завтра утром пойдём…». Оказалось, что он уже червей накопал и увёл со стола за ужином краюху черняги кирпича и кусок батона а удочки заблаговременно спрятал в районе крушины в старом вишнёвом саду. Всё готово и остаётся лишь взять торбы из клети на рассвете. Встали до петухов и бабки, ещё в темноте. Лишь узкая полоска рассвета начала появляться на небе. Довольно прохладно и сыро, хотя мы на горке, а что будет в низине. Тихонько спустившись по лестнице и забрав снизу из под крыши висящие торбы, прошмыгнули к хлеву. Там потрепали за ухом Шарика, который громыхая цепью вышел нас встречать и помчались дальше к крушине за удочками с червями, а там уже засеменили босыми ногами на острых сухих кусках дорожной грязи всё дальше и дальше от хутора. Вот уже и криничка в низинке на краю пожни, а вот и одинокий старый вяз у дороги ещё метров пятьсот и будет большак. Бездонное остаётся с правой стороны и слегка подёрнуто туманом. И хотя озеро не видно из за кустов, мы знаем, что оно там. Начались колхозные поля засаженные пшеницей. Не останавливаясь набираем жменьки колосьев и перетирая их в ладонях жуём ещё восковое незрелое зерно. Иногда для пряности срывая тут же у дороги по краешку тмин и добавляя его семена в рацион для запаха и улучшения вкуса. Вот и перекрёсток с большаком, но нам не на него а почти прямо, на посёлок Медуми, к лесу, к канавке. Дорога уходит в падь и там внизу всё покрыто густой ватно-дымовой субстанцией под названием туман. Он настолько плотный и густой, что в нём всё просто теряется. Над поверхностью виднеются лишь редкие верхушки деревьев и самых высоких кустов. Они напоминают фантастические призрачные пики скал торчащие из молока…. Бежим вниз и теряемся, тонем в этом дыму, вате, молоке. Сырость просто осязаемо сыплется на лицо и тело. Холодно и зябко, всё быстро сыреет. Бег разгоняет кровь и становится теплее. Хорошо хоть дорога тут наезженная не то, что к бабкиному хутору и практически нет комьев засохшей острой грязи. Не то было бы очень больно ногам. Из белой субстанции вдруг начало приближаться что то огромное, тёмное и страшное. Да ведь это Медумский лес, причём березняк! Странно, он всегда такой прозрачный и я бы сказал весёлый. Как всё таки всё меняют сумерки и туман.

Ну вот и канавка, её почти не видно в молоке. Почти на ощупь находим старую засидку с консервной банкой и окошком среди рдеста. Димка разматывает и готовит удочку я же собираюсь пока просто наблюдать. Места в окошке мало а тут ещё этот туман и плохая, да что там плохая, почти никакая видимость. Как всё таки у него всё красиво и слажено получается. Леску размотал, вытащив из комля удочки крючок, выставил приблизительно глубину, червячка извивающегося наживил и три раза плюнув на наживку, аккуратно, без всплеска забросил удочку к краю листьев в окошке. Загляденье да и только. Под листьями видна возня и слышаться чмоки, какие издают кормящиеся караси. В окошке сквозь иногда прорядившийся туман видны поднимающиеся ряды мелких пузырьков. Но вот Димкин поплавок запрыгал на месте, затем притопился, опять запрыгал, и опять, да сколько же можно то!? Я бы уже давно подсёк, это ж просто издевательство какое то!? Однако Димка всё выжидал и наконец в момент одному ему вероятно понятный — подсёк… На удочке затрепыхался маленький золотой карасик. Разводя в стороны и вновь прижимая к бронзовому телу свои красновато — жёлтые плавники он смешно вращал глазами с фиолетовым оттенком и чмокал ртом. Он был меньше ширины ладошки и явно не годился на сковородку, но его красота была неописуемой. Я ловил уже к тому моменту карасей, и ловил гораздо более крупных, но то были серебряные караси. А золотых и в бабкином озере много водилось, причём очень крупных, но они на удочку не шли. Их нужно было сеткой брать или бучом, или мерёжей.

Налюбовавшись рыбёшкой мы её отпустили. Я присел и продолжил наблюдать а Димка подсёк вновь и снова такой же карасик затрепыхался на крючке. Сидя на корточках всё виделось слегка иначе и казалось, что Дима вытаскивает карасиков из молока. Самый большой карасик оказался размером с ладошку. Крупнее как мы не старались, но так и не поймали. Причём мы потом ещё несколько раз посещали эту канавку. Видимо в условиях столь ограниченного пространства там карась принял карликовую форму, ведь так просто легче выжить. Кстати канав там оказалось довольно много, просто их не было видно в виду большого количества кустов. Несколько канав были раза в два шире и длиннее той, на которой мы ловили карасиков изначально, но во всех других включая самые большие канавы жили только тритоны. Большие, чёрные с оранжевыми брюхами — тритоны!!!! Клевали они как из пулемёта а потом была проблема их снять с крючка.

Через время у старой конюшни по большаку в сторону Пастаратов мы нашли ещё канавы. И там то же водились и клевали караси. Причём гораздо больше их там было и гораздо крупнее были они, но это уже совсем другая история….

[Leo72]

На этом всё. Всё, что связано с рассказами Вадима про детство Димки-кажана, и что можно было извлечь из паутины, я по возможности извлёк. Может есть еще что-то — увы не ведаю, думаю что есть, но как было сказано:

А теперь всё! Всем спасибо и до свидания! Это мой чердачок! Ведь у вас есть свои….. 

Есть еще другие рассказы Вадима, но тащить их сюда, в тему про Димку-кажана думаю не стоит, кому интересно литературное творчество Вадима, смогут и сами найти, ну или могу подсказать где искать……

[Автор]

Сообщения